| 
Сонеты
В папке 33 сонета. -
Кофе
Отпил я кофе маленький глоток:
"Еще, еще!"– сгорало сладко горло,
И сердце прыгало, как будто чуя порно
Во вкусе кофе, как нога – прыжок.
И свет надежду невзначай прожег,
И страсть вскипела в жилах непокорно.
И с праведностью спорит грех задорно,
И усмехается, наверно, в мыслях Бог.
Быть может, в кофе растворились власть
И одиночество, и пузырёчки смеха,
Рассветное томление успеха,
Уверенность, что попадаешь в масть.
И в вечность хочется, оскалившись, вцепиться,
Как в колесо сверкающая спица.
-
Глядя на фотографию
Миле
24. 1. 2017
Две улыбки – двух скрипок певучих дуэт,
Эхо, чуть слышное, райского сада,
Промелькнувший в зазубье любовный сонет –
То Гармония самого высшего ряда!
И два ангела наши вдруг вспыхнут огнём
В переплёте бестелом, подобно комете.
И спустя много лет на рассвете земном
Две улыбки взойдут и увидят их дети.
И они нарисуют тебя и меня
В середине весёлого русого дня
Посреди пышнотелого жаркого лета.
И другие законы весь мир обоймут,
И забудут народы про пряник и кнут,
И Бог улыбнётся в безвременье где-то.
-
Я предан
Предателей и обманувших доверие
Данте Алигьери в своей "Божественной комедии"
поместил в девятый круг ада и там заточил во льдах.
Я предан мягким дуновеньем уст,
Смешком коротким с ложью в сердцевине.
Давно злодейка в ледяной долине,
Где чёрный ветер и мороза хруст.
И я с тех пор дотошен, как мангуст,
Лишаю змей изящества и линий.
Порок описывая, как историк Плиний,
Зверею внешне, но внутри я пуст.
Так почему из всех земных событий
Врачую мелкий точечный укус?
Быть может, потому, что хуже нет
Выдёргивать из дружбы крепкой нити,
Выкапывать тугой от ягод куст,
И в утро лить бездонно-чёрный свет?!.
-
Сонет
"...лишь одна дорога уводит нас
от горечи и зла."
Петрарка, сонет
Дитя прохлады, сумерек и гроз,
Как много ты в себе соединила:
В томительном струении волос
Виолозвукий древний запах Нила
Смешался с космоса неведомою силой;
Миниатюрной арфой тонкий нос
Парит над ртом, где белые светила
Зубов сверкают влагой белых роз.
Порывисто и по-девичьи мило
Ты иногда сбивалась и фолила,
А твой изящной формы силуэт
Напоминал мне негой – Нефертити.
В души моей сияющем зените –
Увитый Серенадой* твой портрет.
* серенада Шуберта
-
Солнечный сонет
На солнечное затмение 11 августа 1999 года.
Многие ожидали в этот день конца света…
На территориях муллы запретили людям выходить на улицу.
Окривело солнце сладкодушным летом,
С копотью смешался яркий божий свет.
Тень соприкоснулась лунная с поэтом,
И родился этот солнечный сонет.
Охлос глупый лезет вверх в ажиотаже,
Давится в азарте, как в последний раз…
Солнца шарик шарит, весь покрытый сажей,
В темноте по небу, будто ищет нас.
А Земля молитвы в звёздное шлёт небо,
А Земля подвоха с нетерпеньем ждёт…
Но отшелушился лик прекрасный Феба,
Лоб блеснул покатый, округлился рот!..
А теперь, родная, что угодно требуй,
Ведь мы сможем встретить следующий год!
-
Художник. Пейзаж с незнакомкой.
Писал он, словно осень по болоту:
Слепая ветка, жёлтый лист, вода,
Шафран небес, зелёная руда
Травы, и клюквы красная зевота.
И ты, по кочкам скачущая нота,
Из Шуберта забредшая сюда –
Как-будто сослана судьбою навсегда
Ты в наказание суровое за что-то.
Мир одиночеством пронизан и тоской,
Огнями, что без музыки погасли.
И даже фиолетовый покой
На горизонте тонок и несчастлив.
А по болоту – хаос, смута, страх,
И пропасти в твоих больших глазах.
-
Двойной сонет грушевидной формы
Ты принесла в дом больницы усталость,
Жизни и смерти чересполосицу
В кудрях, и радости самую малость
В пакете, откуда сопенье доносится.
Но постепенно природная шалость
Пробует тонкого голоса пение.
И понимаю чутьём, что досталось
Нам – в наказанье?.. иль в радость?.. волнение.
В голосе этом – и злато пророчества,
И амальгама глухого забвения,
Мощь грозовая инстинктов развязанных.
Скажется ль в крошке влияние отчества?
Или погубит её нетерпение?
Или судьба её в линиях смазанных?
А из-за двери закрытой – ни шороха.
Только блеснёт вдруг твоё восклицание,
Да прозвенит, как капель колыбельная
Вновь тишина беспокойно-постельная
В спальне, приглушенных свечек мерцание...
Вот попросила сметану ты с творогом.
Я посмотрел – ничего не осталось.
Осень на улице мокрыми клёнами
Над головой чересчур размахалась,
И желудями – своими патронами –
Лета сшибает остатки вранья.
Там, где детишки гуляли с матронами –
С карканьем кружит десант воронья,
Чёрными сверху махая знамёнами.
Но проходил
Там сегодня
Не
Я.
-
Ворон
Ворон ворона привечает,
Ворон ворону отвечает.
Осень. Холодно и дождит.
"В чёрном теле иссякли силы? –
Посмотри на меня, мой милый!"
Смотрит, сморщенный, и молчит.
"У тебя ведь есть крыльев пара!"
А из глотки в ответ: "То кара
Мне – за то, что я птичий жид!
Мы же избранной касты птицы,
И проклятье на наших лицах
Чёрной маской людской лежит".
Ворон ворона привечает,
Ворон ворону отвечает...
-
В пустыне
Посылают в темень поцелуи
Бриллиантовые семечки костров.
Над пустыней гаснет: "Áллилуя - а-а!". . .
В разноцветной пляске голосов.
По шатрам расходится народ,
Запахи еды мягки, как флаги.
Завтра вновь продолжится исход,
И пойдут не волхвы и не маги,
А тяжелый, как земля в дожди,
Шлейф людей, похожий на комету.
Во главе – Моше, за ним – вожди,
Вслед колена.
По зиме и лету
Тянутся евреи меж столбов
Пыли и огня…
И крупный пот со лбов…
-
Мрй дух витал
Мой Дух витал над капелькой дерьма,
И то была вселенная сама,
Открытая на кончике пера
Моим знакомым – Воландом – вчера.
Он превратил мои сомненья в свет,
И я прожил в ней квадрильоны лет –
В той капле, над которой грех (иль Дух)
Витал с беспечным видом, и – потух!
Я был в Начале выдержан и щедр,
Как ясность звёзд и темень тяжких недр.
Я превратить хотел Добро в Любовь,
Но – пальцем я попал не в глаз, а в бровь!..
Теперь я Воланду не верю ни на грош –
Всучить мне вместо чистой Правды – ЛОЖЬ!..
-
Я видел безумие
Я видел безумие – ангельский свет,
Туманные крылья, глаза золотые.
Я в музыке плавал, и звуки литые
Казались мне ядрами белых комет.
И я попросил ЭТО дать мне ответ,
И просьбу свою я вложил ЕМУ в очи:
"Прошу ТЕБЯ – дни все мои и все ночи,
Что не проживу, в колесницу всыпь лет
Подруги моей, чтобы не умирала
До Судного дня, когда в мантии алой
ТЫ выйдешь судить нас, сгоревших, сюда".
И стало вдруг тихо под крыльями век,
И я ощутил, как Архангел изрек
Багрово-кипящее жгучее: "Да!"
-
Брюнетка
"...идеал женской красоты, как одной
из граней красоты всеобщей... отнюдь
не брюнетка... Белокурые волосы – это
золото, это свет... это мечта"
Стефан Малларме
Не "взлёт огня на западе", и не мечта,
А чёрной ночи простота святая,
Которая, как голос, улетая,
Мне шелестит сияньем звёзд: "Я – Та!"
Сложней земли, и всё же – пустота!
Все тайны космоса без смысла и без края –
Всё волосы твои, моя родная,
Вобрали в цвет и в слово – КРАСОТА!
Я чёрный ненавижу и – люблю!
Я, уподобясь в небе кораблю,
В твой грех блестящий кожею зароюсь.
И не завидую античному герою –
Ведь он страдал, а я...я лишь терплю,
И восхищение тобой в себе коплю.
-
В глубинах света
В глубинах света стыну каплей тьмы
К условиям сиянья непригодный –
Как альбинос, космополит безродный,
Как все, кто "Я" не вплавил в форму "Мы".
Из всех дверей войду я в дверь тюрьмы –
Чужой и ни на что не годный.
Во мне один лишь орган детородный
Плевать хотел на правила зимы.
В противоречье троится фотон.
Одно другое заменить готово.
И в пику забытью всё помнит плоть.
Вот равновесье выдавило стон,
За ним протестом выскочило слово –
И вздрогнул мной ужаленный Господь!
-
Похмелье
На дне души твоей – обман и фальшь,
Смердящее тоскливое болото,
И сверху не вода, а капли пота,
Не звук шагов, а похоронный марш,
И вместо сердца – осьминожий фарш,
Ко мне тянул он щупальцы-пустоты –
То съеденные бессердечьем ноты
Не пели, а командовали: "Марш!
Пшёл вон отсюда, бесполезный пар,
Осколок, уморительное чудо!"
И я потёк среди остатков блуда –
Использованный женщиной отвар.
Ты мне казалась марочным вином,
А обернулась ада чёрным дном.
-
Восславлю ложь
Восславлю Ложь, за то, что улыбалась
Мне, а в глазах – и душно, и темно.
Восславлю ложь, что мягко, как вино,
Меняла крепость духа на усталость.
Пойду за Ложью, что в накидке сизой
Семь раз обходит белоснежный Храм.
Я жизнь свою за рыжую отдам,
За зыбкость форм, за крапчатость каприза.
Её гостеприимства многоцветье,
Её пиры я воспою в стихах.
И пусть в похмелье на моих руках
Проступит кровью прошлое столетье –
Я ложь люблю за искренность, за смелость,
За то, что в неизвестность мне хотелось.
-
Портрет
Я создаю из памяти портрет –
Рисую в красках нежную головку,
Всегда готовую на милую уловку
И развлечений яростный букет.
Рисую тела гибкого абрис,
Сочащегося сладким женским соком,
Что заставляет думать о высоком,
Бесстыдно опуская глазки вниз,
Где центр мира, где из сна возник
Необъяснимо-солнечный родник
И, словно сердце, восхищённо бьётся.
Так Бог когда-то кисти обмакнул,
Нарисовал изгиб высоких скул,
И смотрит, как Вселенная смеётся.
-
Ты предала
Ты предала законы братства,
И мне пришлось, тебе назло,
Возненавидев, состояться,
Освоив бардов ремесло.
Теперь есть место разгуляться:
Я захотел – мне повезло!
Как это просто – вдруг расстаться,
Переложив в руках весло.
И – песня вместо равновесья,
И – имя, как удав-фетиш.
Как будто бы заложен весь я
В гигантской памяти афиш.
Но я с собой покончу, если
Меня – такого – ты простишь.
-
Я унесу тебя за окоём
Я унесу тебя за окоём.
Там всё другое: солнце, небо, травы...
Я унесу тебя не для забавы,
А чтоб засеять новый мир вдвоём.
Мы там с тобой иначе заживём,
Реализуемся, как углерод в алмазах.
Ты станешь мыслью, что в блестящих фразах
Заселит светло-невесомый дом.
Затем ты облачишься в Божье Слово,
И в Слове загрохочет звездопад,
И с Светозарными ты смело станешь вровень,
И зазвучат твои слова впопад,
И заалеет юная весна,
И всё живое вспрянет ото сна!..
-
Наступит время
"Где вы, грядущие гунны…"
В. Брюсов
Наступит время смуты, споров, свар,
Проступит призрак новой Хиросимы –
Тогда наука, смех и Дух незримый
Соединят сердца людские в шар.
И побледнеет в небе солнца жар
От пульса ровного Москвы, Нью-Йорка, Рима,
И дивный свет в телах неопалимых
Научится нести и млад, и стар.
В трёхмерный мир вселенских пирамид
Вольют свой свет иные многомерья,
И мы увидим братьев, наконец…
Я убеждён: наш дух не сохранит
До тех времён ни щедрый опыт зверя,
Ни зависть чёрную, ни стук пустых сердец.
Я убеждён!..
-
Сонет, обращённый племяннику, живущему в Чикаго
У вас в Чикаго сыро и знобит,
И в небе затерялись небоскрёбы.
Меня позвал ты, рассказал я чтобы,
Какой я враг ислама и бандит.
Стояла ночь – но кто здесь ночью спит!
Чу, где-то мины хрип, как из утробы.
Что ж, завтра я опять пойду за гробом,
Я – безоружный старенький бандит.
Племяш, я за себя здесь постою и сам –
Ведь город наш прифронтовой на карте,
И здесь война… А вы там кости парьте,
И ждите, когда вас сожрёт ислам.
Он молодой и подлый, уж поверь!
Мы перед ним хотим захлопнуть дверь.
-
Диалог с сердцем
Я вызываю в своём сердце злость,
Молю его: "Врага аннигилируй!"
Оно в ответ небрежно, словно кость,
Бросает кратко: "Обратись к Шекспиру!"
– "Кроваво-голубой пролил он свет
На землю, к очищению готовя..."
Прервало кротко сердце меня: "Нет,
Разновеликие пролил он в свет любови –
От ядовито-жгучей, до такой,
Что жизнь не ставит в грош свою порой,
И в будущем страстями мира правит.
А драматург всего лишь в сущность вник,
И, осветив в твореньях вечность, миг,
Знак равенства меж ними скромно ставит.
-
Сонет
"...лишь одна дорога уводит нас
от горечи и зла."
Петрарка, сонет
Дитя прохлады, сумерек и гроз,
Как много ты в себе соединила:
В томительном струении волос
Виолозвукий древний запах Нила
Смешался с космоса неведомою силой;
Миниатюрной арфой тонкий нос
Парит над ртом, где белые светила
Зубов сверкают влагой белых роз.
Порывисто и по-девичьи мило
Ты иногда сбивалась и фолила,
А твой изящной формы силуэт
Напоминал мне негой – Нефертити.
В души моей сияющем зените –
Увитый Серенадой* твой портрет.
* серенада Шуберта
-
Картина Маковского "Прощание"
Там, под солнцем, простёрся змеиный мой путь.
Пусть на нём повстречается мне кто-нибудь –
Нищий, рыцарь, студент, иль разбойник безродный –
Я любовью его полюблю благородной.
Но я знаю, что путь мой – в Кащея хоромы,
Там стены сочатся гнилою истомой,
Там пол весь усыпан осколками злата,
И слугами будут мне там чертенята.
Отец мой, ещё далеко до заката.
Позволь напоследок мне выйти из хаты
И в пруд заглянуть, будто в тёмное завтра,
И в нём угадать, что мне – кривда иль правда!
В пруду утоплю свои страх я и жуть,
И смело ступлю на змеиный свой путь.
-
В глубинах света стыну каплей тьмы
В глубинах света стыну каплей тьмы
К условиям сиянья непригодный –
Как альбинос, космополит безродный,
Как все, кто "Я" не вплавил в форму "Мы".
Из всех дверей войду я в дверь тюрьмы –
Чужой и ни на что не годный.
Во мне один лишь орган детородный
Плевать хотел на правила зимы.
В противоречье троится фотон.
Одно другое заменить готово.
И в пику забытью всё помнит плоть.
Вот равновесье выдавило стон,
За ним протестом выскочило слово –
И вздрогнул мной ужаленный Господь!
-
И. И. Шишкин. Автопортрет
Смотрел мохнатый генерал
От рисования в глаза мне,
И взгляд его тяжёлым камнем
Валился, как зелёный вал
Лесов, на хрупкого меня,
Дробился на густые тайны;
А я стоял – пустой, случайный,
Как ветвь наивная из пня,
И чуда ждал.
И старый шмель
Мне показал свои чащобы,
Леса, дубравы, рощи, чтобы
Сложил я их в души кошель,
И на земле обетованной
Вдохнул вдруг леса запах пряный.
-
Йом кипур
Край тишины стекает жарким златом
На белых зданий ромбы и квадраты,
На звон травы просторной и зелёной,
На детский взгляд прозрачно-удивлённый,
Что синий пепел неба пьёт, не зная,
Куда уходит сила молодая.
А в синагоге – канторское пенье,
За белым потолком – ворот свеченье,
И Книги Бытия багрово-чёрный свет,
И шелестение прожитых дней и лет.
А сердце молниями жжёт мечта святая –
То в занебесье ангельская стая
Руками огненными в складки тишины
Шипы вонзает человеческой вины.
-
Мой стол
Мой стол – соузник по труду –
Храни мои слепые песни.
Ты, как бочонок в жизни, если
Я всё оставлю и уйду –
Полупритопленный, ничей,
Ты поплывёшь куда попало,
А чтоб волна не укачала,
Не унесла во мрак ночей –
Души волненье сохранишь
Хотя б на час после разлуки.
А там, глядишь, подхватят внуки
В бумагу втиснутый мякиш
Из дум прозрачно-мимолётных
И тел прекрасно-беззаботных.
-
Солнечное затмение
На солнечное затмение 11 августа 1999 года.
Многие ожидали в этот день конца света…
На территориях муллы запретили людям выходить на улицу.
Окривело солнце сладкодушным летом,
С копотью смешался яркий божий свет.
Тень соприкоснулась лунная с поэтом,
И родился этот солнечный сонет.
Охлос глупый лезет вверх в ажиотаже,
Давится в азарте, как в последний раз…
Солнца шарик шарит, весь покрытый сажей,
В темноте по небу, будто ищет нас.
А Земля молитвы в звёздное шлёт небо,
А Земля подвоха с нетерпеньем ждёт…
Но отшелушился лик прекрасный Феба,
Лоб блеснул покатый, округлился рот!..
А теперь, родная, что угодно требуй,
Ведь мы сможем встретить следующий год!
-
Предчувствием утраты я томим
Предчувствием утраты я томим –
Томится так в жару печи жаркое.
Мерещится мне счастье, но – какое? –
Как свет в тумане, как над крышей дым?
Я, старый, стал бесстыдно-молодым,
Горючим, как метан в забое.
И я ещё способен на ТАКОЕ! –
Проснуться, зная: "ЕЮ я любим..
Но ты – ты в измерении ином
Спешишь, смеёшься, делаешь покупки.
Твой мир мне кажется таким непрочно-хрупким,
А я мечтаю о простом, земном.
Твой может лопнуть вдруг, как тьма в окне.
И мой сопьётся на песчаном дне.
-
Шутов я ставлю выше королей
Шутов я ставлю выше королей!
И пусть колпак их не совсем корона –
Шалею от серебряного звона
Колоколец, похожих на шмелей.
Галерники неписанных ролей,
Рабы ничтожные пурпурного патрона,
Они рискуют до последнего патрона,
И даже в смерти всех живых живей!
Наездники гармоний своенравных,
В пародиях вам нет на свете равных.
Вы скромностью затмили мудрецов!
Вы – снега горсть в лицо хмельного лета,
Вы – музыка старинного сонета,
Вы – яд для лизоблюдов и льстецов!
-
Молитва
Я бы хотел годов упругих плоть
Своих – да в светлый мир горенья,
Как Господу за жизнь благодаренье –
Прими мою судьбу, прими меня, Господь!
Позволь мне тайною побыть мгновенье хоть,
Позволь мне ощутить твоё струенье!
Потом на землю я сойду стихотвореньем,
Чтобы загадками сердца людей колоть.
Меня переведут на языки,
И будут петь малюткам на ночь мамы.
И стану я востребованный самый.
Лицо моё вспомянут старики.
Пусть эти жизни там, за небесами,
Благословит огонь Твоей руки.
-
Немой сонет
Я был написан, аккуратно сложен,
А час спустя измят и уничтожен –
Нежданный гость из невозможных сфер.
И кто же я, немой сонет, теперь?
Не атом, что внезапно потревожен,
Не рану лижущий безумствующий зверь,
Не рок, что вдруг на пустоту помножен –
Листок, что выброшен твоей рукой за дверь.
Прости, что рук твоих касался я пернатых –
Я так любил их нежный аромат!
И вот теперь, убитый, виноват.
А где-то дождь закрыл собой закаты,
И ты расстроилась до синих-синих жил.
Прости меня, как я тебя простил!
|
