Так не бывает в жизни. Так бывает только в страшных снах. И в фильмах, созданных жестокой фантазией.
Но это случилось с нами, с тобой и со мной, навеки прошив черным швом память, жизнь.
Яркий электрический свет, музыка, смех, голоса. Ты уходишь с моего праздника, и я прощаюсь с тобой почти наскоро – в доме еще остаются гости. Но ты так красива и элегантна, что с губ невольно срывается что-то восхищенное. Ты улыбашься мне.
Я тебя обнимаю. Твой взгляд уже готов взлететь серой птицей. Но я останавливаю тебя еще на мгновение:
- Не забудь про послезавтра!
- Да, да – увидимся.
И ты бежишь вниз по неосвещенной лестнице – в холод, в вечерний мрак, который всего через несколько минут накроет тебя черным плащом небытия.

Говорят, что у слепых обостряется слух. У потерявших близкого  – память.
Знаешь, что я вспоминаю теперь чаще всего? Как мы играли с тобой в бильярд. Было это всего лишь год назад на острове, где положено круглый год  светить солнцу, и где почему-то – стоило нам приехать - днями напролет занудствовал дождь.
К счастью, поблизости оказался бильярд под открытым небом. Забросив в дальний угол купальники и облачившись в водонепроницаемые куртки, два дилетанта, мы часами размахивали кием над бильярдным столом, подшучивая друг над другом.

Сколько же партий мы сыграли тогда с тобой? Сто? Двести? И знала ли ты тогда, как я знаю сейчас: это и была вершина нашей дружбы, нашей духовной близости?

Пока разноцветные шары невпопад разлетались по темно-зеленому полю, мы говорили с тобой о том на свете, что волновало нас. О любви как о наивысшем испытании и о наказании безлюбьем. О божественной природе творчества. О таинственности жизни и интуиции – незримом ключике к ней.
Ты рассказывала о своей семье, о маме и папе, братьях и сестрах, о своем детстве, о школе. Как ты стеснялась своего косоглазия и не могла поверить, что бесконечно, безумно нравишься мальчикам, потом мужчинам. Еще ты сказала мне, что всегда верила, что красивые дети рождаются от очень сильной любви, и поэтому ты знала, что дочка твоя будет красивой …

И я бросалась к тебе со своими откровениями, не находя порой нужных слов, сбиваясь, замолкая. Ты умела слушать. Я поднимала на тебя глаза и понимала: ты все можешь вместить. Одной фразой ты могла распутать клубок моих неразрешимых эмоций, и мы снова плели неторопливое кружево беседы.
Ты знала столько моих секретов, тайных чувств, невыплеснувшихся страстей – они покоились в тебе, как черный жемчуг на дне бездонного океана. Они покоятся в тебе и сейчас.
Когда же каскад противоречивых вопросов вдруг обрушивался на тебя, я брала на себя управление нашей философской колесницей, и мы вместе пытались догнать ускользающую истину.  

А потом из всего этого получались стихи, которые мы писали у себя в номере, забравшись с ногами на кровать под неумолкающий сердитый шум дождя. И ничего прекраснее этого на свете не было.
Мы, конечно, сопротивлялись непогоде и нашему затворничеству. Помнишь, как мы взяли напрокат машину и отправились осматривать остров – весь из гор и вулканов? И как я, не имея опыта покорять горные дороги, налетела на огромный валун? Машина подпрыгнула, как лягушка, недовольно затарахтев. Изрядно испугавшись, я ожидала, что вот сейчас ты накричишь на меня. Ты была сама невозмутимость: «Всё в порядке, поехали дальше…»

Ты была бесконечно щедра к тем, кого любила. Одним словом, одним жестом ты могла согреть, утешить, поднять к облакам. С тобой было легко. Ты действительно была проста. Простотой несуетливой мудрости, безганичной доброты и всепринимающего сердца.
За случайным, поверхностным ты видела в людях главное – ты чувствовала их такими, какими их задумал Господь.    
Ни зависти в тебе не было, ни мелочных обид. Ты свою собственную жизнь хотела прожить совершенно. Ты создавала сама себя, работала над собой как скульптор, устремлялась ввысь. Элексир творчества переполнял тебя, клокотал в венах, выплескивался в мир стихами, картинами, музыкой (уже после сорока ты начала писать красками, брала уроки фортепьяно)
Ты не переставала учиться – у друзей, книг, себя самой, жизни.
Может быть, именно оттого, что ты была так прилежна, так талантлива в учебе,  тебя внезапно и своевольно захотела в ученицы ревнивая смерть?

Ты помнишь, как в один из вечеров, устав от бильярда, мы пришли с тобой выпить кофе в зал, где часто устраивали что-то развлекательное? Рояль был открыт, и на каком-то наитии ты вдруг села за него и начала играть «Лунную сонату». Разговоры затихли. Все сидели и просто слушали тебя. Несколько неучтенных, незабываемых минут.
Зазвучала другая музыка - и вот мы уже среди танцующих. Помнишь девочек-подростков в ярких платьях с бантами? Их чопорные мамы, потягивая виски у стойки, снисходительно взирали на нас. Какими самозабвенно несолидными мы позволяли себе быть. Как много смеялись, дурачились, радовались невпопад. Вместе с тобой легко было уноситься в детство. Ты сама была ребенком. Ребенком и мудрецом. И знала, что это две эпостаси одного и того же. Ибо именно дети умеют открыто и без предубеждений постигать мир, чтобы становиться мудрей.

Твое обучение на земле закончилось – внезапно и непоправимо. Может быть, ты постигла всё то, что должна была постигнуть?
Но ты научила нас. Ты научила нас страшным и необходимым вещам.
Ты научила нас тому, как хрупка жизнь. Как она по сути своей нематериальна, и как мало в ней по-настоящему ценного. Может быть, поэтому так трудно бывает отыскать в стоге житейского сена  золотую иголку, сшивающую разрозненные фрагменты бытия в единое целое.

…  В день похорон небо было безоблачно и прозрачно, как райский купол. Казалось, благодать сошла на землю посреди промозглой зимы, потеснив серые облака, дожди, ураганы.
В церкви пел орган и пели цветы – такое море их было – кричащая любовь к тебе стольких людей.
Потеряв возможность сделать для тебя что-то в жизни, мы, сбитые с толку и осиротевшие, всю свою тоску и боль вложили в эти роскошные букеты. Желая всем сердцем, чтобы никогда не случался миг, заставивший нас говорить с тобой в последний раз на языке плачущих роз.
Там, за пределами церкви, небо было пронзительно голубое, светлое и чистое, но в душе хлестал черный ливень скорби.

Ты помнишь наш бильярд под дождем?
Прости меня, что только сейчас я поняла, что не было в моей жизни более  солнечного путешествия, потому что ты была рядом со мной. Прости, что только смерть сняла окончательную мерку с нашей близости.

Я улаживала неотложные дела, я не успевала позвонить, я писала тебе торопливые смс-ки. Я просто знала, что ты здесь, ты рядом, по-другому не может быть. Твоя любовь охраняет и направляет меня, и я всегда смогу примчаться к тебе, если мне понадобится твоя помощь, твои глаза, улыбка, обнимающие руки, твое тепло.
В конце-концов ты примчалась ко мне – ведь это был мой праздник, мой день рождения – с великолепным подарком, книгой по археологии, о которой я мечтала, и ты давно задумала сделать мне этот сюрприз.
В свой последний день на земле ты написала мне поздравительную открытку: «Дорогая моя сестра по духу…»

Дорогая моя сестра по духу, радостная, незабвенная!
Память о тебе светла и пронзительна – обжигает и лепит, не дает сорваться в бездну, возносит ввысь. Благодарю за нашу земную встречу, за радость общения, которую ты подарила мне – так доверительно полно.
За страстность твою. За твое терпение.
Благодарю за горе утраты, возвавшей к самому главному, самому лучшему во мне.
За то место в моей душе, которое занято тобой навсегда.

За все наши солнечные партии – под проливным дождем.